Красные или Синие

или

Клиффорд Саймак, «Город»

"Только бы не остаться вечности льдом искриться"

Дельфин

Фантастика Саймака для меня всегда стояла особняком. Я бы сказал что в ней есть та самая тихая грусть и ненавязчивая философия. Этакий антипод, например Хайнлайну. О котором я напишу в будущем. И если у Хайнлайна (почти как у Фихте) — фантастика Действия, то Саймака — фантастика Созерцания. Его герои не сжимают одной рукой верный бластер, другой даму притягательных форм и расстегнутого комбинезона. Собственно кто именно является героем, и есть ли они — не всегда понято. Да и философские идеи не возникают в экстремальных, пограничных состояниях как у Камю или Лукьяненко (последний конечно до Камю не дорос, но может быть более понятен) — Саймак ненавязчивого подводит вас к этим идеям, так что в определенный момент они просто возникают у вас в голове. И я даже склонен думать, что у каждого возникнут свои собственные, пусть и в общем ключе.

«Город», это классический Саймак, возможно в традициях Брэдбери, по сути это цикл рассказов. От малого к большому, от близкого будущего к очень далекому. Один из путей развития человечества, и множество не предсказуемых развилок для отдельных людей. Обычно фантасты, да и обыватели, связывают будущее человека с космической экспансией. Те же кто хотят быть оригинальны, говорят о ядерной войне и прочем пост-апокалипсисе. Саймак изящно избегает последнего, и использует первое. Что бы предложить что-то третье - бесславное счастье.

Если же теперь перейти от общего к частному, т. е. от человечества к человеку, то невольно задаешься вопросом — в чем счастье для человека? Единственный разумный ответ который я в свое время нашел — тривиальный. Счастье как удовлетворение потребностей. Отсюда неминуем следует, что с одной стороны раз потребности у всех разные, то и счастье у всех разное — одно к другому не подходит. А с другой стороны, что «приведенное счастье» (счастье / на потребности) должно быть величиной абсолютной. Получаем забавное следствие, что счастье (или удовлетворение) того же Перельмана от доказательства очередной заумной теоремы, может быть даже меньше счастья алкоголика от бутылки. Но алкоголик при этом порицается обществом. С другой стороны у любой сложной системы есть «точка невозвращения», при прохождении которой система переходит к хаосу, т. е. Перельман вынужден искать все более сложные задачки. Ну или человечество рваться в космос.

Саймак предлагает вариант куда заведет подобная гонка и что из этого получится. Впрочем его вариант еще оптимистичный, хотя и бесславный.

Cabain de Sucre или Цукер-хаус

Весной, как известно, бегут ручьи, природа просыпается от сна и происходит много забавного с человеками, но главное что весной собирают березовый сок. Если уж есть березовый сок, то значит пришла настоящая весна.

Канадцы березовый сок не собирают, они собирают кленовый. Тот самый кленовый сироп - "жидкое золото Канады". И, конечно, каждый уважающий себя канадец знает, где делают "настоящий" ("Еще мой прадед, просверлил первую дырку в клене в даааалеком....году!"), а где для туристов.

И так, в прошлое воскресенье мы со студенческой организацией поехали в один из "правильных" Cabain de Sucre'ов - где собственно правильные пчелы (канадцы) и делают правильный кленовый сироп. В программу посещение входило обильное питание классической квебекской кухней с кленовым сиропом. Сладкая фасоль с кленовым сиропом, картошка - с кленовым сиропом, сосиски сваренные похоже в кленовом сиропе...в гороховом супе кленового сиропа вроде не было замечено, но кто знает. Пирожки в огромном количестве и просто кувшинчик кленового сиропа на столе (вдруг кому-то мало).

Нет, в целом весьма вкусно но sugar shock обеспечен. Сам Цукер-хаус стилизован под старину, на стенах "историческая справка" по добыче кленового сиропа. С 80ых все клены связаны сетью пластиковых трубок ведущих в центральный котел. Что интересно, самогонку из кленового сиропа не гонят, а ведь сахара в нем не мало.

Роджер Фейнман, «Вы, конечно, шутите, мистер Фейнман!»

Ниже, я попытался описать мысли и чувства возникшие у меня после прочтения одной очень интересной книги. Мыслей и чувств получилось не мало, аж на 3 части. Я знаю, что гугл публикует сообщения по дате, а я бы хотел что бы вы прочли их «сверху в низ». Ну и т. к. букв я написал не мало, то того же жду и от вас ;) И если вторая часть более развлекательная, то к третьей части, которая суть — последняя история из книги, я бы хотел что бы в отнеслись серьёзно. А прелесть «по-частичного» подхода еще и в том, что читать можно по частям!

Часть 1

«Настоящих буйных мало, вот и нету вожаков»
Владимир Высоцкий

Эта книга — сборник коротких рассказов из жизни Роджера Фейнмана, участника Манхэттенского проекта, нобелевского лауреата по Физике....и пожалуй одного из последних естествоиспытателей. Мне так нравится это слово — естествоиспытатель. Именно на русском, как производное двух других слов. Почему? Помните классическое «Физика - это наука о природе»? Вы не можете быть «физиком» с 9 до 5, если вы настоящий физик, то вы тот самый естествоиспытатель. И весь мир — ваша лаборатория, и вы уже не делаете различий между физикой, химией, математикой, психологией или социологией. У вас есть комплексный подход, методология познания.

И эти рассказы, что вроде автобиографического журнала наблюдений (за собой, за окружающими людьми), человека очень ироничного, умного и талантливого. Талант. Все мы наверное ни раз слышали фразу что Гениальность это — 1% таланта и 99% упорства. Порой мне кажется, что это ложь, вернее подмена понятий. Сам Фейнман считает залогом всех своих успехов — упорство и любовь разгадывать загадки. Любые: как открываются сейфы военных, почему девушки в барах разводят тебя на выпивку и ничего не дают взамен, как протекает бета-распад? На все эти и многие другие вопросы он в свое время нашел ответ. О том как он это сделал он и пишет в этой книге.

Но не является ли подобное упорство талантом? Один процент — талант к физике, и 99 процентов таланта «Упорство». Если у вас нет этого одного процента, вы вряд ли получите Нобелевскую премию, если же у вас только это один процент — вы не получите и степень бакалавра. Я завидую Фейнману в двух вещах. Первое: он занимался физикой в эпоху «великих» - Эйнштейн, Бор, Ферми, Паули, Оппенгеймер и др. Второе: его пресловутое упорство. Я никак не могу понять, где он брал время и энергию, что бы 10 месяцев учить в Бразилии. И одновременно отправляться в знаменитые трущобы, потому что хотел научиться играть на ударных самбу. Да научился так, что открывал Карнавал, и аккомпанировал балету в Сан-Франциско. А каждое лето отправляться через все штаты к Тихому Океану, или кутить в Лас-Вегасе со стюардессами. Что бы научиться рисовать на уровне персональной выставки — потому что художники не понимают той «рабочей» красоты мира, которую видел он — физик. Человек, который детально и честно анализировал свои сны, галлюцинации, утверждения других людей. Не боялся просто взять и проверить. Яркая жизнь профессора Теоретической Физики, преподававшего «Математические методы физики».

Лично мне всегда надо брать самого себя зашкирку и гнать в бассейн, усаживаться за учебники и т. д. Без этого я могу заниматься только тем, что мне интересно. Упорство — вот этого мне не хватает. А может Фейнману было просто интересно ВСЕ? В любом случае эта книга здорово стимулирует. Нет, не составлять фиктивные планы типа «В 7 подъем, зарядка...столько-то на гитару...столько-то на то, на это» . Просто лично у меня появилось...ощущение...дао физика, если угодно.

Часть 2. Развлекательная

Будет ли эта книга интересна не-физикам / технарям? Определенно. И для примера я приведу несколько особенно понравившихся мне цитат, которые скажут все лучше чем я.

...

Когда я был в Массачусетском технологическом институте, я часто любил подшучивать над людьми. Однажды в кабинете черчения какой то шутник поднял лекало (кусок пластмассы для рисования гладких кривых – забавно выглядящая штука в завитушках) и спросил: “Имеют ли кривые на этих штуках какую либо формулу?”

Я немного подумал и ответил: “Несомненно. Это такие специальные кривые. Дай ка я покажу тебе. – Я взял свое лекало и начал его медленно поворачивать. – Лекало сделано так, что, независимо от того, как ты его повернешь, в наинизшей точке каждой кривой касательная горизонтальна”.

Все парни в кабинете начали крутить свои лекала под различными углами, подставляя карандаш к нижней точке и по всякому прилаживая его. Несомненно, они обнаружили, что касательная горизонтальна. Все были крайне возбуждены от этого открытия, хотя уже много прошли по математике и даже “выучили”, что производная (касательная) в минимуме (нижней точке) для любой кривой равна нулю (горизонтальна). Они не совмещали эти факты. Они не знали даже того, что они уже “знали”.

​...

Наконец, чтобы решить эту проблему, президент студенческого объединения сказал за обеденным столом: “Мы должны что то придумать насчет второй двери. Я не в состоянии сделать это сам, поэтому хотел бы услышать предложения остальных, как это исправить. Ведь Питу и другим надо заниматься”.

Кто то выступил с предложением, потом кто то еще. Вскоре поднялся и я. “Хорошо, – сказал я саркастическим голосом. – Кто бы Вы ни были, укравшие дверь, мы знаем, что Вы замечательны. Вы так умны! Мы не можем догадаться, кто Вы, должно быть, что то вроде супергения. Вам вовсе не нужно говорить о себе, все, что нам нужно, это знать, где дверь. Поэтому, если Вы оставите где нибудь записку, сообщающую об этом, мы будем чествовать Вас и признаем навсегда, что Вы сверхпрекрасны. Вы так хороши, что сможете забрать любую дверь, а мы не в состоянии будем установить, кто Вы. Но, ради бога, оставьте где нибудь записку, и мы будем навсегда Вам за это благодарны”.

Тут вносит свое предложение следующий студент. Он говорит: “У меня другая идея. Я думаю, что Вы, наш президент, должны взять с каждого честное слово перед нашим студенческим сообществом, что он не брал дверь”.

Президент говорит: “Это очень хорошая мысль. Честное слово нашего сообщества!” Потом он идет вокруг стола и спрашивает каждого, одного за другим:

– Джек, Вы брали дверь?

– Нет, сэр, я не брал ее.

– Тим, Вы взяли дверь?

– Нет, сэр, я не брал дверь.

– Морис, Вы брали дверь?

– Нет, я не брал дверь, сэр.

– Фейнман, Вы брали дверь?

– Да, я взял дверь.

– Прекрасно, Фейнман, я серьезно! Сэм, Вы брали дверь?.. – и все пошло дальше, по кругу. Все были шокированы. В наше содружество, должно быть, затесалась настоящая крыса, которая не уважала честное слово сообщества!

Этой ночью я оставил записку с маленькой картинкой, на которой была изображена цистерна с мазутом и дверь за ней. И на следующий день дверь нашли и приладили обратно.Позднее я признался, что взял вторую дверь, и меня все обвинили во лжи. Они не могли вспомнить, что именно я сказал. Все, что осталось в памяти от того эпизода, когда президент обходил вокруг стола и всех спрашивал, так это то, что никто не признался в краже двери. Запомнилась общая идея, но не отдельные слова.

Люди часто думают, что я обманщик, но я обычно честен, в определенном смысле, причем так, что часто мне никто не верит.

…

Когда осенью я вернулся в Корнелл, на одной из вечеринок я танцевал с сестрой одного аспиранта, которая приехала из Вирджинии. Она была очень милой, и мне в голову пришла одна идея. “Пойдем в бар, выпьем что нибудь”, – предложил я.

По пути в бар я набирался храбрости, чтобы проверить урок, который преподал мне конферансье, на обыкновенной девушке. Как никак, в том, что ты неуважительно относишься к девушке из бара, которая старается раскрутить тебя на выпивку, нет ничего особенного, а вот как насчет милой, обыкновенной девушки с Юга?

Мы вошли в бар и, прежде чем сесть за столик, я сказал: “Послушай, прежде чем я куплю тебе выпить, я хочу знать одну вещь: ты переспишь со мной сегодня ночью?”

“Да”.

Итак, тактика сработала даже с обычной девушкой! Однако, несмотря на всю эффективность урока, больше я им не пользовался. Мне не нравилось так вести себя. Но все же мне было интересно узнать, что мир устроен иначе, чем меня учили в детстве.

…

А случилось следующее. Во время войны в Лос Аламосе был один замечательный парень, ответственный за правительственное патентное бюро. Его звали капитан Смит. Он разослал всем циркуляр, в котором говорилось что то вроде: “Мы в патентном бюро будем рады запатентовать любую вашу идею для правительства Соединенных Штатов, на которое вы сейчас работаете. Любую идею по ядерной энергии или ее применению, которую, как вам кажется, знает каждый. Это не так. Каждый не знает о ней. Просто зайдите ко мне в кабинет и расскажите о своей идее”.

Я вижу Смита во время ланча и по дороге назад в техническую зону говорю ему: “Этот циркуляр, который Вы разослали всем – это же просто безумие – прийти и рассказывать о каждой идее”.

Мы обсудили это вдоль и поперек – к этому времени мы уже были у него в кабинете, и я говорю: “У меня столько идей по ядерной энергии совершенно очевидных, что мне придется провести весь день здесь, выдавая их одну за другой”.

– НУ, НАПРИМЕР?

– А, чепуха, – говорю я. – Пример первый: ядерный реактор... под водой... вода поступает внутрь... пар идет с другой стороны... Пшшш – это подводная лодка. Или: ядерный реактор... воздух врывается спереди... нагревается ядерной реакцией... выходит сзади... Бум! По воздуху – это самолет. Или: ядерный реактор... через него проходит водород... Зум! – это ракета. Или: ядерный реактор... только вместо того, чтобы использовать обычный уран, используется обогащенный уран с окисью берилия при высоких температурах, чтобы было эффективней... это – атомная электростанция. Миллион идей! – сказал я, выходя за двери.

Ничего не произошло.

Через три месяца Смит звонит мне в кабинет и говорит: “Фейнман, подводную лодку уже взяли. Но остальные три – Ваши”.

…

В чем причина? Я отвратительно танцевал? Или я сам был отвратителен? Я танцевал с очередной девушкой, и опять шли привычные вопросы:

– Вы студент или уже окончили университет? (Тут было много студентов, которые выглядели далеко не молодо, потому что служили в армии.)

– Нет, я профессор.

– Да? Профессор чего?

– Теоретической физики.

– Вы, наверное, работали над атомной бомбой?

– Да, я был в Лос Аламосе во время войны.

Девушка сказала:

– Вот чертов лгун! – и ушла.

Это сняло груз с моей души. Все сразу стало ясно. Я говорил девушкам простодушную дурацкую правду и никогда не понимал, в чем беда. Было совершенно очевидно, что меня отвергала одна девушка за другой, хотя я делал все мило и натурально, и был вежливым, и отвечал на вопросы. Все было очень славно, и вдруг потом – раз! – и не срабатывало. И я не мог ничего понять до тех пор, пока эта женщина, к счастью, не назвала меня чертовым лгуном.

Тогда я попробовал избегать вопросов, и это имело противоположный эффект:

– Вы первокурсник?

– Нет.

– Вы аспирант?

– Нет.

– Кто Вы?

– Не стоит об этом говорить.

– Почему Вы не хотите сказать, кто Вы?

– Я не хочу..., – и они продолжали со мной беседовать.

Вечер я закончил с двумя девушками, уже у себя дома, и одна из них сказала, что мне не следует стесняться того, что я первокурсник: множество парней моего возраста тоже только начинали учиться в колледже, и все было а порядке.

Часть 3. Серьёзная

Наука самолетопоклонников

Эта глава основана на речи перед выпускниками Калифорнийского технологического института в 1974 г.

В средние века процветало множество нелепых идей, вроде того, что рог носорога повышает потенцию. Затем люди придумали метод, как отделить плодотворные идеи от неплодотворных. Метод состоял в проверке того, работает идея или нет. Этот метод, конечно, перерос в науку, которая развивалась настолько успешно, что теперь мы живем в век науки. И, живя в век науки, мы уже с трудом понимаем, как вообще могли существовать знахари, если ничего из того, что они предлагали, не действовало или действовало очень слабо.
Но даже в наши дни приходится встречать множество людей, которые рано или поздно втягивают тебя в обсуждение НЛО или астрологии, или какой то формы мистицизма, или расширения границ сознания, новых типов мышления, экстрасенсорного восприятия и т.п. Я пришел к выводу, что все это не относится к науке.
Большинство людей верит в такое количество чудес, что я решил выяснить, почему это происходит. И то, что я называю своим стремлением к исследованию, привело меня в столь трудную ситуацию, где я обнаружил столько хлама, что был просто ошеломлен. Сначала я исследовал различные мистические идеи и опыты. Я погружался в емкость, изолированную от внешних воздействий, и пережил множество часов галлюцинаций, так что об этом мне кое что известно. Потом я отправился в Эсаленовский институт, который являет собой рассадник подобного мышления (это удивительное место, и его стоит посетить). Потом я был ошеломлен. Я не осознавал, сколько там всего.
В Эсалене есть несколько больших ванн, вода в которые подается из горячих источников, расположенных на рифе примерно в тридцати футах над океаном. Одно из самых приятных впечатлений я пережил, сидя в одной из этих ванн и наблюдая за волнами, которые разбивались внизу о каменистый берег, пристально глядя в чистое голубое небо над головой и изучая красивую обнаженную девушку, которая спокойно приходит и забирается в мою ванную.
Однажды я сидел в ванной и увидел прекрасную девушку, которая сидела в ванной с каким то парнем, который, видимо, ее не знал. Я тут же подумал: “Ух ты! Как бы мне завязать разговор с этой прекрасной обнаженной крошкой?”
Я пытаюсь придумать, что бы такое сказать, когда парень говорит ей: “Знаешь, э, я учусь делать массаж. Можно я попрактикуюсь на тебе?”
– Конечно, – говорит она. Они выходят из ванны, и она ложится на массажный столик неподалеку.
Я думаю про себя: “Какая прекрасная линия! Я и мечтать не мог о таком!” Он начинает тереть большой палец ее ноги. “По моему, я чувствую это, – говорит он. – Я чувствую какую то впадину – это гипофиз?”
Я взрываюсь: “Ты чертовски далек от гипофиза, парень!”
Они посмотрели на меня в ужасе, – я раскрыл себя, – и я сказал: “Это рефлексология!”
Я быстро закрыл глаза и притворился, что ушел в медитацию.
Это лишь пример того, что меня поражает. Я занимался экстрасенсами и псифеноменами, где последним всеобщим увлечением был Ури Геллер, человек, про которого говорили, что он сгибает ключи, проводя по ним пальцем. По его приглашению я отправился к нему в гостиницу, где он должен был сгибать ключи и читать мысли на расстоянии. Чтения мыслей не получилось. Мне кажется, никто не может читать мои мысли. Потом мой сын держал ключ, а Ури Геллер тер его, но ничего не произошло. Тогда он сказал, что это лучше получается в воде, и вот представьте себе такую картину: все мы стоим в ванной, льется вода, он трет ключ пальцем под водой – и ничего не происходит. Я так и не смог расследовать этот феномен.
Потом я стал думать: а во что еще мы верим? (Тут я вспомнил о знахарях – как легко было бы с ними покончить, установив, что их средства на самом деле не действуют.) И я нашел вещи, в которые верит еще больше людей, например в то, что мы знаем, как надо учить. Существуют целые школы новых методов чтения, и математических методов и т.п., но если присмотреться, вы увидите, что люди читают все меньше, во всяком случае, не больше, чем раньше, несмотря на то, что мы систематически развиваем эти методы. Вот вам знахарское средство, которое не действует. В этом надо разобраться. Почему они думают, что их методы должны работать? Другой пример – что делать с преступниками? Очевидно, что мы не можем добиться успеха. Мы создали много новых теорий, но не добились сокращения числа преступлений, используя свои методы обращения с преступниками.
Однако все это считается наукой. И, по моему, обычные люди, которые судят с позиций здравого смысла, запуганы этой псевдонаукой. Учителя, у которого есть хорошие идеи по поводу того, как научить детей читать, система образования вынуждает учить их иначе, а порой и обманывает, заставляя думать, что его собственный метод далеко не так хорош. Или мама непослушных мальчиков, так или иначе наказав их, всю свою оставшуюся жизнь испытывает чувство вины из за того, что поступила “неправильно”, по мнению специалистов.
Мы должны по настоящему всмотреться в неработающие теории и в ту науку, которая наукой не является.
Я думаю, что упомянутые мной педагогические и психологические дисциплины – это пример того, что я назвал бы наукой самолетопоклонников. У тихоокеанских островитян есть религия самолетопоклонников. Во время войны они видели, как приземляются самолеты, полные всяких хороших вещей, и они хотят, чтобы так было и теперь. Поэтому они устроили что то вроде взлетно посадочных полос, по сторонам их разложили костры, построили деревянную хижину, в которой сидит человек с деревяшками в форме наушников на голове и бамбуковыми палочками, торчащими как антенны – он диспетчер, – и они ждут, когда прилетят самолеты. Они делают все правильно. По форме все верно. Все выглядит так же, как и раньше, но все это не действует. Самолеты не садятся. Я называю упомянутые науки науками самолетопоклонников, потому что люди, которые ими занимаются, следуют всем внешним правилам и формам научного исследования, но упускают что то главное, так как самолеты не приземляются.
Теперь мне, конечно, надлежит сообщить вам, что именно они упускают. Но это почти так же трудно, как и объяснить тихоокеанским островитянам, что им следует предпринять, чтобы как то повысить благосостояние своего общества. Здесь не отделаешься чем то простым, вроде советов, как улучшить форму наушников. Но я заметил отсутствие одной черты во всех науках самолетопоклонников. То, что я собираюсь сообщить, мы никогда прямо не обсуждаем, но надеемся, что вы все вынесли это из школы: вся история научных исследований наводит на эту мысль. Поэтому стоит назвать ее сейчас со всей определенностью. Это научная честность, принцип научного мышления, соответствующий полнейшей честности, честности, доведенной до крайности. Например, если вы ставите эксперимент, вы должны сообщать обо всем, что, с вашей точки зрения, может сделать его несостоятельным. Сообщайте не только то, что подтверждает вашу правоту. Приведите все другие причины, которыми можно объяснить ваши результаты, все ваши сомнения, устраненные в ходе других экспериментов, и описания этих экспериментов, чтобы другие могли убедиться, что они действительно устранены.
Если вы подозреваете, что какие то детали могут поставить под сомнение вашу интерпретацию, – приведите их. Если что то кажется вам неправильным или предположительно неправильным, сделайте все, что в ваших силах, чтобы в этом разобраться. Если вы создали теорию и пропагандируете ее, приводите все факты, которые с ней не согласуются так же, как и те, которые ее подтверждают. Тут есть и более сложная проблема. Когда много разных идей соединяется в сложную теорию, следует убедиться, что теория объясняет не только те факты, которые явились начальным толчком к ее созданию. Законченная теория должна предсказывать и что то новое, она должна иметь какие то дополнительные следствия.
Короче говоря, моя мысль состоит в том, что надо стараться опубликовать всю информацию, которая поможет другим оценить значение вашей работы, а не одностороннюю информацию, ведущую к выводам в заданном направлении.
Проще всего эта мысль объясняется, если сравнить ее, например, с рекламой. Вчера вечером я услышал, что подсолнечное масло “Вессон” не проникает в пищу. Что ж, это действительно так. Это нельзя назвать нечестным; но я говорю сейчас не о честности и нечестности, а о научной цельности, которая представляет совсем другой уровень. К этому рекламному объявлению следовало добавить то, что ни одно подсолнечное масло не проникает в пищу, если ее готовить при определенной температуре. Если же ее готовить при другой температуре, то в нее будет проникать любое масло, включая и масло “Вессон”. Таким образом, правдивым был смысл, который передавался, но не факт, а с разницей между ними нам и приходиться иметь дело.
Весь наш опыт учит, что правду не скроешь. Другие экспериментаторы повторят ваш эксперимент и подтвердят или опровергнут ваши результаты. Явления природы будут соответствовать или противоречить вашей теории. И хотя вы, возможно, завоюете временную славу и создадите ажиотаж, вы не заработаете хорошей репутации как ученый, если не были максимально старательны в этом отношении. И вот эта честность, это старанье не обманывать самого себя и отсутствует большей частью в научных исследованиях самолетопоклонников.
Их основная трудность происходит, конечно, из сложности самого предмета и неприменимости к нему научного метода. Однако надо заметить, что это не единственная трудность. Как бы то ни было, но самолеты не приземляются.
На множестве опытов мы научились избегать некоторых видов самообмана. Один пример: Милликен измерял заряд электрона в эксперименте с падающими масляными каплями. И получил несколько заниженный, как мы теперь знаем, результат. Его незначительная ошибка объяснялась тем, что использовалось неверное значение для вязкости воздуха. Интересно проследить историю измерений заряда электрона после Милликена. Если построить график этих измерений как функцию времени, видно, что каждый следующий результат чуть выше предыдущего, и так до тех пор, пока результаты не остановились на некотором более высоком уровне.
Почему же сразу не обнаружили, что число несколько больше? Ученые стыдятся этой истории, так как очевидно, что происходило следующее: когда получалось число слишком отличающееся от результата Милликена, экспериментаторы начинали искать у себя ошибку. Когда же результат не очень отличался от величины, полученной Милликеном, он не проверялся так тщательно. И вот слишком далекие числа исключались и т.п. Теперь мы знаем про все эти уловки и больше не страдаем таким заболеванием.
К сожалению, долгая история того, как люди учились не дурачить сами себя и руководствоваться полнейшей научной честностью, не включена ни в один известный мне курс. Мы надеемся, что вы усвоили ее из самого духа науки.
Итак, главный принцип – не дурачить самого себя. А себя как раз легче всего одурачить. Здесь надо быть очень внимательным. А если вы не дурачите сами себя, вам легко будет не дурачить других ученых. Тут нужна просто обычная честность.
Я хотел бы добавить нечто, не самое, может быть, существенное для ученого, но для меня важное: вы как ученый не должны дурачить непрофессионалов. Я говорю не о том, что нельзя обманывать жену и водить за нос подружку. Я не имею в виду те жизненные ситуации, когда вы являетесь не ученым, а просто человеком. Эти проблемы оставим вам и вашему духовнику. Я говорю об особом, высшем, типе честности, который предполагает, что вы как ученый сделаете абсолютно все, что в ваших силах, чтобы показать свои возможные ошибки. В этом, безусловно, состоит долг ученого по отношению к другим ученым и, я думаю, к непрофессионалам.
Например, я был несколько удивлен словами моего друга, занимавшегося космологией и астрономией. Он собирался выступать по радио и думал, как объяснить, какова практическая ценность его работы. Я сказал, что ее просто не существует. “Да, но тогда мы не получим финансовой поддержки для дальнейших исследований”, – ответил он. Я считаю, что это нечестно. Если вы выступаете как ученый, вы должны объяснить людям, что вы делаете. А если они решат не финансировать ваши исследования, – что ж, это их право.
Одно из следствий этого принципа: задумав проверить теорию или объяснить какую то идею, всегда публикуйте результаты, независимо от того, каковы они. Публикуя результаты только одного сорта, мы можем усилить нашу аргументацию. Но мы должны публиковать все результаты.
Я считаю, что это так же важно и тогда, когда вы консультируете правительственные организации. Предположим, сенатор обращается к вам за советом: следует ли бурить скважину в его штате? А вы считаете, что лучше сделать скважину в другом штате. Если вы не опубликуете своего мнения, мне кажется, это не будет научной консультацией. Вас просто используют. Если ваши рекомендации отвечают пожеланиям правительства или каких то политических деятелей, они используют их как довод в свою пользу; если не отвечают, – их просто не опубликуют. Это не научная консультация.
Но еще более характерны для плохой науки другие виды ошибок. В Корнелле я часто беседовал со студентами и преподавателями психологического факультета. Одна студентка рассказала мне, какой она хочет провести эксперимент. Кто то обнаружил, что при определенных условиях, X , крысы делают что то, A . Она хотела проверить, будут ли крысы по прежнему делать A , если изменить условия на Y . Она собиралась поставить эксперимент при условиях Y и посмотреть, будут ли крысы делать A .
Я объяснил ей, что сначала необходимо повторить в ее лаборатории тот, другой, эксперимент – посмотреть, получит ли она при условиях X результат A , а потом изменить X на Y и следить, изменится ли A . Тогда она будет уверена, что единственное изменение в условия эксперимента внесено ею самой и находится под ее контролем.
Ей очень понравилась эта новая идея, и она отправилась к своему профессору. Но он ответил: “Нет, делать этого не надо. Эксперимент уже поставлен, и Вы будете терять время”. Это было году в 1947 м или около того, когда общая политика состояла в том, чтобы не повторять психологические эксперименты, а только изменять условия и смотреть, что получится.
И в наши дни имеется определенная опасность того же, даже в прославленной физике. Я был потрясен тем, что мне рассказали об эксперименте с дейтерием, поставленном на большом ускорителе Государственной лаборатории по исследованию ускоренных частиц. Для сравнения результатов этих опытов с тяжелым водородом с результатами опытов с легким водородом предполагалось брать данные чужого эксперимента, проведенного на другой установке. Когда руководителя эксперимента спросили, почему, он ответил, что эксперимент с легким водородом не был включен в программу, так как время на установке очень дорого, а новых результатов этот эксперимент не даст. Люди, отвечающие за программу Государственной лаборатории, так стремятся к новым результатам в рекламных целях (чтобы получить больше денег), что готовы обесценить сами эксперименты, составляющие единственный смысл их деятельности. Экспериментаторам у них часто бывает трудно выполнять свою работу так, как того требует научная честность.
Но и в психологии не все эксперименты так плохи. Например, было поставлено множество экспериментов, в которых крысы бегали по разнообразным лабиринтам, но они почти не давали результатов. И вот в 1937 г. человек по фамилии Янг поставил очень интересный опыт. Он устроил длинный коридор с дверьми по обе стороны. С одной стороны впускали крыс, а с другой стороны находилась пища. Янг хотел узнать, можно ли научить крыс всегда входить в третью по счету дверь от того места, где их впустили в коридор. Нет. Крысы сейчас же бежали к той двери, за которой еда была в прошлый раз. Возник вопрос: как крысы узнают дверь? Ведь коридор был прекрасно изготовлен и весь был совершенно однообразный. Очевидно, что то отличало эту дверь от других. Янг очень аккуратно выкрасил все двери, так что поверхность их стала абсолютно одинаковой. Крысы все равно различали двери.
Потом Янг подумал, что крысы ориентируются по запаху, и при помощи химических средств стал менять запах после каждого опыта. Крысы все равно находили дверь. Потом он решил, что крысы, как и всякие разумные существа, могут ориентироваться по свету и расположению вещей в лаборатории. Он изолировал коридор, но крысы находили дверь. Наконец, он понял, как крысы это делают: они узнавали дорогу по тому, как под их лапами звучит пол. Этому он смог помешать, установив свой коридор на песке. Таким образом он закрывал одну за другой все лазейки и, в конце концов, перехитрил крыс и научил их входить в третью дверь. И ни одним из условий нельзя было пренебречь.
С научной точки зрения это первоклассный эксперимент. Такой эксперимент придает смысл всей деятельности с бегающими крысами, так как выявляет истинные ключи к разгадке их поведения. Кроме того, этот эксперимент показывает, какие условия надо соблюдать, чтобы добиться точности и строгости в экспериментах с крысами.
Я изучил дальнейшую историю этих исследований. В следующих экспериментах не было ссылок на Янга. Никто не использовал его приемов – коридор не ставился на песок, и вообще никто не принимал таких мер предосторожности. Просто по старому продолжали запускать крыс, не обращая внимания на великие открытия Янга, а на его работы не ссылались, так как он не открыл ничего нового в поведении крыс. На самом деле он открыл все, что надо делать, чтобы узнать что то о крысах. Но не замечать подобных экспериментов – типично для науки самолетопоклонников.
Другим примером являются эксперименты мистера Райна и других ученых, связанные с экстрасенсорным восприятием. По мере получения критики разных людей – да и своей собственной, – они совершенствовали методики проведения экспериментов, так что полученные эффекты уменьшались, уменьшались и уменьшались, пока мало помалу не исчезли вовсе. Все парапсихологи ищут такой эксперимент, который можно было бы повторить – провести его снова и получить тот же самый результат – хотя бы статистически. Они изучают миллион крыс – нет, на этот раз людей, – проделывают какие то вещи и получают определенный статистический эффект. Когда они делают то же самое в другой раз, то не получают этого эффекта. И теперь появляется человек, который говорит, что ожидать эксперимента, который можно было бы повторить, – неуместное требование. И это наука?
В своей речи, посвященной уходу с поста директора Института парапсихологии, м р Райн говорит о создании нового учебного заведения. Одна из его рекомендаций заключается в том, что надо обучать только таких студентов, которые уже в достаточной степени проявили свои экстрасенсорные способности. И не тратить времени на ищущих и заинтересованных людей, у которых только иногда что то получается. Это очень опасная образовательная политика – учить студентов только тому, как получать определенные результаты, вместо того, чтобы учить их ставить эксперименты по всем правилам научной честности.
Я хочу пожелать вам одной удачи – попасть в такое место, где вы сможете свободно исповедовать ту честность, о которой я говорил, и где ни необходимость упрочить свое положение в организации, ни соображения финансовой поддержки – ничто не заставит вас поступиться этой честностью. Да будет у вас эта свобода.

С идиотским глубокомыслием произнесло зеркало

Говорят (да и мне самому нравится эта фраза), что лень это двигатель прогресса. Но лень так же и экономит время. Парадокс? Отнюдь. Если бы я не был ленив, то, уверен, по каждому из своих наблюдений мог бы состряпать небольшой рассказик. Для начала отсылка к кому-нибудь из классиков короткого рассказа (вроде О'Генри), не много провокации или эпатажа по вкусу, что-нибудь философское из индуизма или Конфуция под занавес. Эпиграф из той прорвы стихов что вертится в голове — как вишенка на торте. Ничего выдающегося однако на славу блоггера, а глядишь и сборничек, хватило бы. Но к сожалению я еще и старомоден, мне по-прежнему кажется нечестным ради одной идеи марать десяток, пусть и электронных страниц. «Я знаю мощь мою: с меня довольно сего сознанья...» Однако, полно тешить свое самолюбие! Где же изюм, как любил говорить один мой профессор.

Никогда не любил возиться с теорией. Поэтому сегодня не без удовольствия пошел в лабу, провести несколько тестов со своими игрушками. А в лабе появилась доска на которую надлежит записывать время, когда вы хотите использовать то или иное оборудование. Была там и опция Other, где я не преминул оставить заявку на Луч Смерти, с 12 до часу.

Что хорошо в экспериментальной работе — когда все подготовил, запустил систему, то остается ждать пока система сама меряет. Мои системы всегда сами меряют. Тем временем можно потрепаться с Френсисом и Ниязом. Нияз (или Иняз как его в шутку окрестила Аня, т. к. его не всегда легко понять) из индии, считал что в РФ сильны профсоюзы. А кроме того удивлялся следующему факту: когда мы учились — все были приятелями. С ребятами которыми работали в лабе, можно было и пиво попить и смотаться куда-нибудь. Здесь не так, т. е. четко различаются коллеги, друзья, семья. Разные множества, практически не пересекающиеся. Если вы предложите коллеге пойти вечером пить пиво, вас не поймут. Ну т. е. «понаехавшие» студенты поймут конечно и поддержат, но идея ясна. Выбираете круг общения — расставляете приоритеты.

Хотя тут наверное много зависит от научника. Судя по рассказам других, мы как всегда выбрали уникального. Большинство из тех кого я знаю рассказывают о том, что их научники стремятся развивать отношения вне лабы. Кто берет студентов с собой на лыжах кататься, кто пикники организовывает и устроиться первое время помогает. Общение же с нашим научником, сводится к еженедельным отчетам и обсуждению проектов. Поэтому социальную функцию приходится выполнять нам, это многих удивляет. В группе, в офисе. «Винтики» научной машины могут, конечно, и поболтать если им так хочется — лишь бы дело делали. Где ты, романтика физиков от Стругацких и Фейнмана. В каком Принстоне, Кэмбридже прячешься? "Не дает ответа ... и, косясь, постораниваются и дают ей дорогу другие народы и государства…" (с)

Когда программа задана правильно и щуп сам движется по алгоритму, данные пишутся в аккуратные файлы-папочки. Чудны дела твои, Вишну! Узнал например что Френсис официально не женат. Есть дочка, 11 лет вместе со своей девушкой. Жениться пока не собирается. Черт его знает почему. Чужда душа , как известно, потемки. Но социальные аспекты вскрываются забавные. К теме про одиночество. Как-нибудь я обещаюсь написать свои соображения на этот счет, сформулировать.

А чего хочется от такой тоски зеленой? Правильно, выделиться из толпы. Это я к вопросу как я не купил себе пиджак и камуфляжные штаны (Гришковец оценил бы, разверни я этот сюжет в проникновенный монолог с лирическими отступлениями). Помню, что какое-то время назад я хотел купить себе кожанную куртку аля байкер, только что слез с мотоцикла. Весна в Монреале показала насколько не оригинален и жалок я был в этом желании. А по кожаным пиджакам можно вообще русских опознавать. Вельветовый пиджак постигла та же учесть (по коричневому можно опознавать негров-яппи). Да и размера на меня не было. Одинаковые люди в одинаковых «польтах» толпами выходящие из метро...идею снова на свалку. Вы не подумайте чего, с многообразием все путем — есть и с перламутровыми пуговицами. Но даже разозлившись на себя (за отсутствие вкуса или стиля) и на толпу и веяния моды — решаешь купить себе камуфляжные штаны с карманАми и цепью для ключей. Что бы, значит, сразу было понятно насколько ты крут и независим. Однако такие штаны от GAP не менее банальны чем пальто, пиджаки и прочая.

И если в физике порой еще можно найти область, по которой нету двух десятков статей от китайцев, то с одеждой это кажется невозможно.